Пишет Eurasianet:
Kazakhstan: Violence in Zhanozen Threatens Narabayev Legacy / Казахстан: Насилие в Жанаозене угрожает cистеме Назарбаева
gazeta.ru
Корреспондент «Газеты.Ru» побывал в Актау, где началось противостояние, и встретился с его инициаторами. Пока власти Казахстана рапортуют о стабилизации обстановки на западе страны, где в минувшие выходные произошли беспорядки, конфликт забастовщиков с бывшими работодателями и акиматом (так называются в Казахстане региональные органы исполнительной власти) не разрешен.
Нефтяники меняют требования
Около двухсот человек в спецовках нефтяного предприятия «Каражанбасмунай» и обычной гражданской одежде стоят перед зданием акимата Мангистауской области в Актау. Напротив в два раза больше полицейских со щитами и дубинками. Прохожие не обращают на происходящее внимания: мирная забастовка нефтяников в Актау, как было и в потрясенном недавними беспорядками Жанаозене, тянется здесь седьмой месяц и собирает все меньше участников. Полиции, правда, раньше не было дела до бастующих, но к «усилению» за пять дней успели привыкнуть даже в спокойном Актау.
Теперь у нефтяников, протестующих против незаконного, по их мнению, увольнения, новые требования: вывести из Жанаозена и Актау войска, объявить в области трехдневный траур по погибшим и гласно расследовать уголовное дело об убийствах и погромах, произошедших 16 декабря.
«Полиция открыла огонь. А кто им давал такие приказы, чтобы открыли огонь по народу? От кого они, от женщин или от детей открыли этот огонь?» — возмущаются в толпе. Листовку с требованиями, адресованными вице-премьеру правительства Казахстана Умирзаку Шукееву, мне протягивает водитель бензовоза Руслан Шахимов. Лидером бастующих он называться отказывается: «Лидер тут народ».
Месторождение Каражанбас в 200 километрах от Актау, где до увольнения летом этого года работал Шахимов, первым поднялось на забастовку. Впрочем, голодать и оставлять рабочие места нефтяники (в основном транспортники и буровики) стали не сразу. Когда в 2009 году правительство Казахстана выпустило постановление о повышающем отраслевом коэффициенте зарплат, который составил 1,8, нефтяники стали добиваться его применения. Тогдашний профсоюзный лидер Ербосын Косарханов сначала поддержал рабочих, говорит Шахимов. «Он нашел Наталью Соколову — нам же нужен был юрист. Она жила в Актау, раньше в нашей конторе работала. Потом у нас начались примирительные комиссии, но ничего не выходило. Потом арбитраж начался, в январе 2011-го, и Косарханов его сорвал», — рассказывает водитель. По словам нефтяников, профсоюзный лидер предал рабочих, согласившись на неравное представительство в трудовом арбитраже — три человека от недовольного зарплатами коллектива и пятеро представителей руководства.
Это судебное решение — основной аргумент, который приводит менеджмент нефтяных предприятий «Каражанбасмунай» и «Озенмунайгаз» (последнее находится как раз в Жанаозене), отстаивая свою правоту. Еще один: зарплаты низкоквалифицированных нефтяников выше, чем в среднем по региону, — 250—300 тысяч тенге (50—60 тысяч рублей).
«Прям душа болит, что они про нас говорят людям, про высокие зарплаты, но это неправда. Я работаю семь лет, максимальная зарплата у меня была 113—115 тысяч тенге (около 22 тысяч рублей. — «Газета.Ru»). У других — от 80 до 180 тысяч. А наши работодатели даже не нюхали нефть, а насколько больше получают», — кипятится Шахимов, стоя у акимата на ледяном ветру. Другой участник забастовки, оператор цеха по добыче нефти Шукир Сисембай, показывает мне свою «жировку» — листок расчета заработной платы за октябрь 2011 года. В документе указана сумма: «чистыми», после вычета налога и пенсионных отчислений, получается 170 тысяч 612 тенге (около 34 тысяч рублей).
После решения арбитража коллектив рабочих месторождения Каражанбас стал добиваться отставки председателя профсоюза Косарханова, а фактическим лидером борьбы за повышение зарплат стала Наталья Соколова. Пока она писала заявления в прокуратуру и обращения на имя президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, нефтяники начали голодовку. Сначала от еды отказывались все сотрудники Каражанбаса — около трех тысяч человек. Через девять дней рабочие стали падать в обмороки во время смены, месторождение прекратило работу, буровые работы не велись две недели — дежурили только аварийные бригады. 26 мая к забастовке «Каражанбасмуная» присоединились нефтяники из Жанаозена — по большей части из солидарности. Кроме того, несмотря на наличие «вредного» коэффициента в документах, с рабочими «Озенмунайгаза» заключили дополнительные соглашения, в результате чего зарплаты уменьшались, а не росли. Но идти до конца были готовы не все: «У людей кредиты, семьи. У всех по трое и больше детей — откликнулись на призыв президента улучшать демографическую ситуацию, жены дома сидят».
В июне и июле отказывающихся выходить на смену стали увольнять: работы на месторождении Каражанбас лишились 1080 человек, с жанаозенского «Озенмунайгаза» уволили 1450 рабочих.
Объемы добычи нефти восстановили, а уже бывшим сотрудникам предприятий пришлось изменить требования: теперь речь шла не о повышении зарплат, а в первую очередь о восстановлении на работе.
Юрист Соколова («которая помогала нам все грамотно, по закону делать», говорят о ней рабочие) к тому времени уже была за решеткой. Еще в середине мая 2011 года дело в отношении нее по статье «разжигание социальной розни» (ст. 164 Уголовного кодекса Казахстана) потребовало возбудить руководство «Каражанбасмуная». За месяц ее несколько раз задерживали по административным делам, обвиняя в нарушении правил проведения массовых акций. 25 мая Соколову арестовали на восемь суток, и на свободу она уже не вышла: когда истек срок «административки», юрист оказалась в статусе задержанной по все-таки возбужденному делу о «социальной розни». «Дали шесть лет, сидит в колонии в Атырау», — сообщают нефтяники.
Позиция представителя Каражанбаса и поддержавшего его прокурора в суде сводилась к тому, что Соколова намеренно ввела в заблуждение сначала рабочих «Каражанбасмуная», а потом их коллег из Жанаозена, все ее требования были отвергнуты судами и правоохранительными органами, а оставшиеся без работы люди оказались заложниками ее личных амбиций.
Дело юриста Соколовой
«Да какие там амбиции. Она просто работала начальником отдела кадров в «Каражанбасмунае» и за год подписала девять приказов об увольнении в связи со смертью. Это были мужики 40—50 лет, которые приходили домой со смены, ложились спать и не просыпались. Очень тяжелые условия работы, химические реагенты, нефтяные испарения и газовые выбросы. Этот ветер постоянный с песком, экологический фактор, вода здесь отвратительная», — объясняет муж осужденной Василий Чепурнов, с которым мы встречаемся в кафе в нескольких кварталах от площади, где стоят уволенные нефтяники.
По его словам, жена — юрист по образованию, поработала в правовых департаментах нескольких нефтяных компаний, трудилась кадровиком на Каражанбасе всего год: когда она стала поднимать вопрос о смертности среди рабочих на вредном производстве и необходимости повышения зарплат, в мае 2010 года с ней просто не продлили контракт.
В октябре ей предложил работу профсоюз, Соколова согласилась и принялась заваливать обращениями прокуратуру, комитет национальной безопасности (КНБ), правительство области, министерство нефтяной промышленности, писала президенту. Первоначально речи о забастовке не шло: опытный юрист, ранее успешно судившаяся с налоговыми органами, считала, что сможет доказать в суде правоту рабочих: «Казалось, что система все-таки работает».
«Но этого арбитража, на который ссылается руководство «Казмунайгаза» (компания владеет 50% «Каражанбасмуная» и 100% «Озенмунайгаза»), попросту не было. Когда рабочие пришли в суд, их физически туда не пропустила полиция, заседание было сорвано, а потом Косарханов подписал отказ от всех требований от имени рабочих», — продолжает Чепурнов. При этом председатель профсоюза с января до апреля 2011 года не сообщал об этом документе нефтяникам. Когда о решении стало известно — началась голодовка. Соколова, которую к тому времени не пускали на территорию «Каражанбасмуная», приходила их консультировать, и рабочие выходили к ней — эти встречи в суде потом были названы незаконными митингами, на которые Соколова выводила нефтяников. За них ее дважды оштрафовали, потом посадили в СИЗО и наконец арестовали по уголовному обвинению.
«После этих восьми суток я приехал забирать ее из СИЗО и сначала не понял, что происходит. А потом смотрю — выезжает автобус с полицией, потом машина, в которой она сидит, с ней сотрудники, и сзади еще автобус. Думали, ее будут отбивать рабочие», — вспоминает Чепурнов. Но у изолятора не было никого, кроме мужа Соколовой. До суда он ее больше не видел. «В суде она защищала себя сама, от первого адвоката не было толку, потом все отказались», — говорит супруг юриста. В августе суд приговорил Соколову к шести годам колонии: прокурор требовал семь, но наличие у подсудимой 15-летнего сына сочли смягчающим обстоятельством. Апелляционная инстанция подтвердила приговор, отказавшись приобщить к делу лингвистические экспертизы выступлений юриста перед рабочими, которые провели по заказу Чепурнова: в деле остались только заключения специалистов, сделанные по указанию следователей. В них эксперты приходят к выводу, что юрист призывала к незаконным акциям и сеяла социальную рознь.
После ареста жены Чепурнова, который работал в одной из сервисных компаний, обслуживающих месторождение, уволили.
«Не хочу называть компанию, потому что они мне перед увольнением дали поработать сверхурочно, чтобы выплатить побольше выходное пособие. На него сначала жили, теперь золото жены продавать начинаю», — рассказывает об источниках своего нынешнего дохода муж осужденной. Он утверждает, что внесен в «черный список» и с ноября ни одна его попытка устроиться на работу не увенчалась успехом (Чепурнов инженер, занимался обслуживанием и строительством скважин). Зато в ноябре же ему дали первое долгосрочное свидание с женой — на три дня. Их сын не видел матери с момента задержания.
«В декабре началась амнистия, и Наталья под нее вроде бы попадает: у нее несовершеннолетний ребенок плюс первая судимость. Но я боюсь, что ее не выпустят, иначе рабочие могут воспрянуть духом и опять начать активно бастовать», — рассуждает Чепурнов.
«Почему телевидение к нам не идет?»
Источник «Газеты.Ru» в акимате Мангистауской области сообщил, что представители областного правительства во время переговоров с бастующими согласились предоставить им рабочие места на нефтяных предприятиях месторождений области и других регионов Казахстана, но о повышении зарплат речи не идет — напротив, нефтяникам могут предложить оклады на 10—15% ниже прежних. «Наше требование главное — чтобы вывели войска. А по работе — чтобы восстановили и выплачивали все», — непреклонен водитель Шахимов. «Где телевидение? Почему никто не снимает?» — вмешивается в наш разговор молодой казах. Телекамер, да и вообще журналистов на площади действительно нет.
Пока стояние перед зданием акимата продолжается, в пресс-центре неподалеку проводит брифинг советник акима области Жанна Ойшибаева. Она сообщает, что восстановление Жанаозена идет полным ходом и там уже вовсю работает мобильная связь и продуктовые автолавки. «Не-а, не работает, я сегодня там был», — перешептываются журналисты.
На вопрос корреспондента «Газеты.Ru», известно ли акимату о злоупотреблениях в отделениях полиции и пытках во время допросов, о которых сообщают жанаозенцы, Ойшибаева отвечает коротко: «Такой информации нет».
Зато переговоры с нефтяниками, которые выходят на площадь в Актау, «ведутся, и весьма конструктивные», утверждает она, не вдаваясь в подробности.
На трибуне пресс-центра советника сменяет официальный представитель МИДа Алтай Абибуллаев. «Информация, которую распространяют некоторые СМИ, о том, что количество жертв больше 50 или 70, не соответствует действительности. Официальная информация по количеству жертв и раненых была обнародована генпрокуратурой. В настоящее время на лечении находятся 73 человека, остальные уже вышли из больниц. Просим еще раз убедительно, любезно просим вас объективно освещать события, опираясь на информацию правоохранительных органов и акимата, а также правительственной комиссии», — увещевает чиновник, чем напоминает мне полицейского из Жанаозена, который сутки назад требовал у меня аккредитацию на право беседовать с местными жителями.
——————
gazeta.ru
Режим ЧП, действующий в пострадавшем от беспорядков городе Жанаозен, местные жители называют «войной». Улицы патрулируют полицейские из других областей Казахстана, они же ведут допросы. Корреспондент «Газеты.Ru» наблюдал, как Жанаозен живет «по законам военного времени».
«Они там выяснили, что зарплату нефтяники получают одну, а в бумагах в Астану написана другая, больше в два, в три раза. И стали требовать, чтобы как отчитываются, так и платили», — таксист Селим, который везет меня из Актау в Жанаозен, в двух словах пересказывает суть требований нефтяников «Озенмунайгаза». Они шесть с половиной месяцев бастовали на главной городской площади, а 16 декабря оказались участниками погромов и столкновений с полицией. Возмущения забастовщиков он не разделяет. «Не знаю, чем они недовольны были. У них там зарплаты и 100 тысяч, и 200 тысяч тенге, это много. Эх, такой праздник испортили», — вздыхает таксист и высаживает меня на продуваемой ледяным степным ветром площади, над которой взвивается пыль и так и не убранные праздничные флаги — три дня назад их подняли в честь 20-летия независимости Казахстана.
Первое, что я вижу: по площади движется небольшой отряд вооруженных автоматами и дубинками полицейских, с другой стороны идут три молодых казаха. Как только группки пересекаются, прохожих задерживают. Подталкивая пинками и дубинками, молодых людей со скрученными за спиной руками ведут дворами между обшарпанных трехэтажек в сторону городского отдела полиции.
Все трое, как и большинство мужского населения города, подходят под описание «молодые люди в черных куртках», которое дают предполагаемым зачинщикам беспорядков и местные жители, и полицейские — даже они в неофициальных беседах признают, что потасовку начали не бастующие нефтяники.
Мнения о том, что это были за люди и откуда взялись, расходятся: жители третьего микрорайона, ближайшего к площади, говорят, что раньше их в городе не видели. Другие очевидцы событий, напротив, признают, что это местная молодежь: «Они не выдержали просто, у них там отцы, братья, сестры стоят месяцами». 26-летняя Айгерим, администратор гостиницы, говорит, что несколько погромщиков приехали на джипах: они выгружали из них канистры с бензином, который использовали при поджогах. Вслед за акиматом (мэрией) и офисом «Озенмунайгаза» вспыхнула гостиница «Ару-Ана», затем дом директора «Озенмунайгаза», несколько магазинов, нотариальная контора. В руках у нападавших, по словам очевидцев, была арматура и камни. По одной из версий (вдобавок к уже ставшему местным фольклором рассказу о том, что мэр Жанаозена оскорбил нефтяников, бросив им кости от бешбармака), толпа двинулась громить все на своем пути, когда один из представителей администрации со сцены сказал: «А это наши деды морозы», — указав на бордовые фирменные куртки «Озенмунайгаз», в которые были одеты забастовщики.
По толпе стреляли из автомата Калашникова и табельного оружия, и вовсе не по ногам, говорят жанаозенцы.
(Накануне о том, что выстрелы были сделаны «в конечности», заявил глава МВД республики Калмуханбет Касымов.) Как минимум одно опровержение словам министра: погибший во время беспорядков 21-летний Шадер, тело которого в понедельник выдали его старшему брату, скончался от проникающего пулевого ранения в грудь. «Пулю не нашли — говорят, рикошет», — рассказывает брат Шадера, поставивший во дворе в четвертом микрорайоне поминальную юрту. Пока этих традиционных для казахского похоронного обряда сооружений в других дворах не видно: по словам жанаозенцев, тела почти никому не выдают. По официальным данным, при беспорядках погибли 15 человек. Жители, ссылаясь на сотрудников морга, уверяют, что там не меньше 30 тел. Проверить это не представляется возможным: подходы к моргу и больнице тщательно охраняет полиция, пропуская на короткие свидания с ранеными родственниками только женщин и совсем пожилых мужчин.
Полицейские здесь повсюду: сидят рядом со сваленными в кучу щитами на ступеньках наглухо закрытых магазинов, дежурят во дворах и на выездах на улицы, патрулируют основные направления на военных бронемашинах. Больница и ОВД оцеплены по всему периметру, но только в этих местах в Жанаозене гражданских больше, чем людей в форме. Жители мучаются от неизвестности: списки раненых не обнародованы, чтобы узнать о пострадавшем родственнике, приходится дежурить за воротами больницы — к моргу и отделению хирургии и реанимации не подпускают автоматчики. Списки задержанных — около двухсот фамилий — висят у въезда на территорию ОВД, но, как говорят в толпе взволнованных горожан, за три дня они должны были сильно расшириться: задержания 17, 18 и 19 декабря не только не прекратились, но и стали обычной практикой.
Мужчины стараются не ходить по улицам поодиночке: в сопровождении матери или жены шансы попасть «в подвал» становятся немного ниже.
Камеры предварительного задержания в небольшом здании жанаозенского ОВД переполнились в первые часы после прибытия в город полицейского подкрепления из соседнего Актау, а потом и других областей (в первые часы, когда толпа поджигала здания и автомобили, полицейские не задержали никого, несколько раз открыли огонь и отступили). Теперь задержанных сажают в подвал отделения и в ангар позади здания. «Мой брат Саян сидел в подвале в одних трусах. Били по голове, по почкам, по всему, что есть у человека. Я приходил в ОВД, там зачитывали список — 200 человек, из них восемь подписали признание. Брат говорит, что его заставляли, но он не стал. Я когда приходил его искать, они не стеснялись, при мне били двух парней, как в армии: «Что-то ты не так смотришь на меня», — рассказывает 31-летний Аян Каканов. Ему только что в первый раз с субботы удалось увидеть брата-близнеца, который сначала попал в ОВД, а потом оттуда на «скорой» в больницу. Пока мы с Какановым разговариваем, в больничные ворота одна за другой въезжают «скорые» и быстро отправляются на новый вызов. «Видите, они все оттуда едут», — показывает мужчина в сторону ОВД и говорит, что большинство госпитализированных пострадали не на площади, а как раз на допросах.
У отделения полиции рассказы родственников и бывших задержанных пополняются новыми подробностями и проклятьями в адрес полиции: «Там им еще воду лили сверху на лицо, издевались по-всякому», «Бьют детей, вот таких малых», «У нас тут война, а дети наши в плену». Молодые женщины в меховых шапках мечтают: «Вот бы приехала комиссия по правам человека», — и возмущаются, что даже на территории Мангистаусской области, в которую входит Жанаозен, не объявили траур по погибшим.
Владелец продуктового магазина Абдурасул Абделкаримов приехал в Жанаозен из Актау в воскресенье, чтобы защитить бизнес от мародеров — закрыть окна железными щитами. За этим занятием и был задержан, провел в ангаре семь часов. «Мы приехали вас, адайцев, гасить с севера на запад, комендантский час на все сутки!» — этими словами, говорит Абделкаримов, сопровождалось его задержание. Пока он это рассказывает, с крыльца отделения полиции спускаются двое отпущенных на свободу. Мужчина лет 40 со следами ботинок на одежде держится за голову и что-то мычит, его поддерживает за локоть более молодой спутник с опухшим от кровоподтеков лицом. Женщины начинают причитать по-казахски, освобожденных подталкивают к выходу с территории ОВД полицейские. Им навстречу движется колонна с новыми задержанными: трое спецназовцев в черной форме и масках ведут двоих мужчин. Напротив окошка дежурной части, их ставят лицом к стене, обыскивают, попутно стукнув прикладом. «Работа такая», — поворачивается ко мне полицейский в маске. Выйдя покурить, он рассказывает, что приехал «на усиление» из Атырау, здесь же работают его коллеги из Караганды, Шимкента и других городов.
Другой автоматчик, без маски, объявляет, что ни комендант (начальник департамента МВД Мангистаусской области Аманжол Кабылов), ни начальник ОВД с журналистами сегодня встречаться не будут, потому что очень заняты, и выпроваживает меня за ворота отделения. «Это просто такие люди, много приезжих, они чужие тут друг другу, — характеризует он жанаозенцев. — Если бы как в других городах — постыдились бы соседей, знакомых. А этим плевать, дикари».
Недоверие местных жителей к приезжей полиции усиливается и из-за недостатка официальной информации о ходе расследования: генеральная прокуратура Казахстана пока лишь единожды отчиталась о «70 задержанных участниках массовых беспорядков и мародерах», не уточняя, кто именно и в чем подозревается.
«На месте продолжает работать правительственная комиссия под руководством первого вице-премьера Умирзака Шукеева, а также следственная-оперативная группа во главе с министром внутренних дел Касымовым», — сухо сообщают информагентства, а по радио голос президента Нурсултана Назарбаева напоминает о комендантском часе с 23.00 до 7.00. Других источников информации у жанаозенцев нет: интернет и мобильная связь до сих пор не работают, аким Орак Сарбопеев и директор
«Озенмунайгаза» Киикбай Ешманов, по слухам, покинули город. С наступлением темноты улицы и без того безлюдного Жанаозена пустеют, магазины перестают открывать даже «для знакомых» (сейчас торговля здесь ведется только так), а полицейские, расквартированные в новеньком здании физкультурно-оздоровительного центра на окраине, заступают на ночное дежурство.
Добавить комментарий